И снова - вот не хочу прятаться под анонимом. Вывешиваю так.
Сны Сны. Я знаю, что большинство обывателей не понимают этого – не хотят понимать, не отдают отчета, даже рашеми – но это материя. …можете ли вы представить себе огромную, сияющую туманными переливами сеть, которая окутывает все разумы – от божества до духа, оставшегося слабым отголоском в земле Рашемена. Сеть, что тянется незримой паутиной по всему Торилу? Я – сноходец. Я – могу. Я читаю своих спутников по их снам, как открытую книгу. Перелистываю страницы, заглядываю в чужие воспоминания – и души в этих снах передо мной как на ладони. Даже больше. Я вижу то, что они понимают и то, в чем не отдают себе отчета сами.
Сны тех четверых рядом со мной страшнее, чем все, что я видел до этого. Их сочетание, их ноты все вместе – нечто большее, чем каждый сам по себе. Вы меня понимаете? Они ненормальные.
Когда я засыпаю, то первым меня увлекает серебристый поток.
***
Это лабиринт. Чистое серебро и ангельское пение. Вокруг меня тишина – тишина, уют и покой. Сияющий лунным светом великолепный сад, где волшебен каждый листок на дереве сам по себе. Место, где нет страданий и боли, а есть… справедливость. Да. Эта нота поет здесь особенно громко. Под моими ногами – тропка. Гибкая и ветвящаяся, она полна корней и извилиста, и пропускает меня вперед, между диковинных серебряных фениксов и нежной полынной зелени, между белоснежных павлинов и ажурных оград под черным небом в бриллиантах звезд. А потом лес кончается. Черная прогалина врезается в дорожку под ногами, как порез. На распутье – впереди, у меня перед глазами, сидит Каэлин. Это даже не распутье. Это пустошь. Кровь. Кровь. Полунебесная плачет, сидя спиной ко мне – и я вижу алую волну, поглощающую землю, подбирающуюся ко мне. В ее снах всегда она есть. Безумное стремление, безумная тяга к чему-то глупому, высшему, а в конечном счете – прах и огонь, кровь и бесконечная боль ошибки. А затем кровавая пелена укутывает и меня. Искажающее, создающее миллионы моих вариаций зеркало. Оно затягивает, нереально колеблется, и… …где я?... Я чувствую непреодолимую тягу пройти дальше. Увидеть, что таит сон, но знаю, что нужно бежать. Мне слишком страшно.
***
Жрица, жрица… твои сны – твои глаза. Они отражают. Сначала являют кошмар, а затем становятся зеркалом. Я не хочу смотреть в зеркало – на себя. Я не скажу этого никому из вас, но я боюсь вас. Ваших снов. Вы ненормальные.
Меня швыряет в брызгающий тусклой радугой поток.
***
Колодцы Люру. Их сковал синий лед, разноцветный бог-медведь. Здесь больше нет твоих родичей. Я – я слышу, что отголоски пения духов полны страшной боли. Тех, что остались – потому что у убитых уже нет голосов. Они смяты. Уничтожены. Остались застывшие ледяные скалы – острые ребристые грани. Алые разводы на снегу. Кружево костей, пепла и крови, посреди которого уродливыми измученными шкурами лежат тела тех, кого ты хотел защитить, но не смог, Окку. И – здесь, в своих снах – не смог бы никогда. А ты стоишь посреди разоренной земли, и от твоей шкуры идет пар. Даже ты, поблекший и тусклый, слишком живой для этих духов. Это не пар – ты потихоньку умираешь. Растворяешься. Я чувствую огненную плеть, которая рассекает мой разум. Жестокий и безошибочный удар. Внутри появляется холодок. Предчувствие. Знание. Голод. Тень. Он идет за твоей спиной. За моей. Я оборачиваюсь и вижу тьму – она ползет, она нарастает, она хочет поглотить Колодцы, пожрав разумы древних богов – наших богов, которые ходят по земле вместе с людьми. Хочет поглотить даже души утраки. А потом вокруг меня обрушивается чернота в воплях боли, синих и кровавых сполохах, а внутри вспыхивает глухой и холодный, безотчетный ужас.
***
От него я и просыпаюсь в очередной раз. Единственный, кто спит спокойно - маленький гомункул. Каджи не снятся кошмары, ему вообще не снятся сны, потому что разум искусственен. В нем лишь чувствуются слабые притоки и оттоки Плетения, похожего на море, которого я никогда не видел в жизни, но видел во сне.
Следующий поток похож на колыбель. Чернота в алых и золотых вспышках.
***
Мне тесно. Я поначалу даже не могу определить - почему? Голоса. Взгляды. Они смотрят и изучают со всех сторон. Я не могу сосредоточиться, потому что черная пелена вокруг кроваво-золотого кружочка света похожа на шелк. И приходится поспешно прятаться, искать укрытие, чтобы меня не заметила Сафия. За стеной театром теней маячат тени и голоса - быстрые, легкие совершенно неуловимые. Сафия будто не видит их, не желает смотреть эту непонятную пьесу, говорящую ни о чем, хоть и пытается прислушаться. А потом начинает кричать - и окружающий нас шелк обращается в стены, в тягучую массу, в... Оно пытается захватить и меня. Я теряю из виду Сафию, я слышу лишь ее крики и вижу, как вокруг резко светлеет, а меня рвет на куски. Я извиваюсь. Задыхаюсь. Что-то хватает мои ноги, мои руки, разливая по ним колючее оцепенение, накрепко вцепляется в спину и размалывает в кашу, в кровь, ломает кости... «Предатель! Акачи Предатель!»
***
Я просыпаюсь от липкого холода. Снова – от страха. Этот сон – слишком реален. Даже руки и ноги ноют до сих пор. Сафия неподалеку вздрагивает во сне. Ее лицо искажено гримасой. Я не скоро засыпаю, чтобы вновь ощутить, как меня тянет следующий поток. Последний. Он вообще не имеет цвета.
***
Я не знаю, где я в этом сне. Чернота, в которой слышны удары сердца. Гулкие. Громкие. Мне требуется время, чтобы понять, что это не стук сердца. Это боевые барабаны. Это они стучат так гулко и мощно. Передо мной зал - снег в нем осыпается сгустками белоснежного света. Я прячусь за колонну. Потому что она - проклятая голодом - идет. Здесь двенадцать саркофагов. Одиннадцать из них заняты, но я не могу разглядеть лиц. Остается двенадцатый. Она подходит и ложится в него, и снег в лучах блеклого света засыпает ее точно так же. Она не движется. Я пытаюсь рассмотреть лица, но вижу лишь несколько. Остальные нечетки и размыты так, словно остались в памяти лишь частично. Кожа у всех - такая белая, что снег кажется бумагой или войлоком, в который упаковали фарфоровых кукол. Глаза стеклянные. Я различаю шепот - и вижу, как по бессильно раскинутым рукам проклятой голодом струится кровь. - Заберите меня с собой... Тела передо мной моргают. Мужчина в измятом доспехе поднимается – жутко потягивается, распрямляя изломанные руки, которые на глазах вновь становятся живыми, воскресают, воплощаются до начальной формы. Садится в своем гробу рыжеволосая девушка, и месиво ее окровавленного лица сменяется нежной кожей. Со свитом пропускает воздух сквозь зубы мужчина с колчаном за спиной. Уже живой. …может, они и никогда не были мертвы. Я не знаю, но чувствую, что этот ее сон - ложь… И вот здесь-то я сбегаю. За мгновение до того, как ко мне повернутся белоснежные лица в застывших струйках крови, покрывающих кожу, словно филигранные узоры. До того, как на меня устремятся слишком живые взгляды глаз всех оттенков - ярко-голубые, золотисто-карие, изумрудные, алые, серые. Устремятся и признают чужака.
***
Я чувствую себя вором. Я ворую чужие мысли. Я смотрю на то, что видеть не должен. И пусть помогут мне духи понять правильно, что я видел, или забыть это. Они ненормальные – те, с кем я путешествую. Все.
Вайр Спасибо большое) На самом деле слегка сомневался, потому что все-таки я его не шибко люблю, поэтому хорошо, что получилось его живым сделать) Я почти сразу понял, чья это заявка, поэтому вдвойне рад, что заказчику понравилось. XD
Касавир Настроенческий спектр эмоций. От неловкого ощущения дискомфорта, почти страха, до пустоты, которая каждый раз возникает при воспоминании о концовке ОК. В общем, душа всколыхнулась, спасиб!
Кошмары – обратная сторона грез. Две стороны одной монеты. Две половины раскрашенной маски. День и ночь. Одно невозможно без другого. Нельзя познать что есть сладкий сон-мечта, никогда не изведав липкой мути кошмара. Каргово отродье, величавшееся себя Ганном-из-Грез как никто другой понимал это. Ведьмак поворошил прогорающие угли, оглянувшись на спящих. В небо взлетали рои жгучих бело-розовых искр, по беспокойным лицам спутниц скользили глубокие тени. «Что им сниться? Что заставляет Полунебесную так страдальчески морщить гладкий лоб, а черноволосую эльфийку – каждый раз просыпаться с хриплым криком посреди ночи и потом, зябко кутаясь в плащ, до рассвета молча сидеть у костра? И снится ли что-то нежити? Или Один-из-Многих вовсе не видит снов?». Любопытство толкнуло шамана духов на этот шаг. «Я лишь посмотрю. Я только краем глаза загляну в их сны и уйду». Решиться - половина дела. Шаман погрузился в чуткий сон, ловя зыбкую черту между сном и явью, соскальзывая в сон одной из спутниц.
***
… в комнате темно. Камин прогорел и под толстым слоем пепла уже не тлеют угли. Густая чернильная темнота и лишь россыпь крупных, по-летнему ярких звезд мягко светила в распахнутое витражное окно, складываясь в незнакомый рисунок созвездий. Широкая кровать застелена бордовым шелком, сейчас смятым. Легкое меховое одеяло наполовину сползло на пол. Девушка на кровати грациозно потягивается, откидывая на спину спутанную гриву смоляных волос. Светлая кожа в полумраке кажется белоснежной. Как снег в середине зимы. Как отбеленные временем и дождями кости, которых великое множества в лесах Рашемена. Я вижу, как она улыбается. Нежно. Озорно. Страстно. Чуть приоткрытые алые губы, тень ресниц на щеках. Легкий росчерк румянца как отголосок жизни. Здесь, во сне она живая. Девушка смеется, игриво отбиваясь от рук смуглого худощавого мужчины, чтоб в следующий миг сдаться на милость победителя покорно и доверчиво положив голову ему на грудь. Что же тогда заставляет ее кричать, надрывая горло? Что заставляет дрожать в ознобе потом? Я подхожу ближе. Я невидим, неощутим для спящего. Картинка меняется. Так всегда происходит – сновидения ведут нас своими течениями. Влекут подводными тропами и ты можешь лишь править своей лодкой, сновидец, но не в силах изменить движение реки. Я вздрагиваю на миг раньше ее. Проснувшаяся эльфийка проводит пальцами по небритой щеке мужчины и захлебывается истошным криком, в панике забиваясь в самый дальний угол ставшей вдруг необъятной кровати. Теплая живая плоть от прикосновения стекает костей, как густое тесто, пятная простыни безобразными буро-зелеными пятнами. Их не должно быть видно на темном шелке, но они явственно, словно издеваясь, проступают. Я узнаю эту субстанцию. Это плоть и есть самая сущность Стены Неверующих… И я в ужасе бегу.
***
Ганн долго не мог отдышатся. В прохладном воздухе клубились облачка пара. Ведьмак протянул озябшие вдруг руки на огнем, подбросил еще дров и лишь потом погрузился в дрему.
***
Я стою на вершине высокой, залитой сиянием горы. Внизу подо мной бушует море. Яростные валы разбивались о камни внизу, оседая на них клочьями кружевной пены. Брызги долетают даже сюда, оседая солеными каплями, похожими на слезы. Отчего же они пахнут медью и металлом? На безоблачном небе растет темная полоса. Грозовые тучи, сине-стальные, тяжелые, полные града, кипели на грани моря и неба, на грани сна и яви. И вот они уже здесь. Я чувствую порывы грозового шквала на своем лице. Я вижу, как ветер треплет серебристые волосы Полунебесной и Каэлин с криком «Я иду!» шагает с обрыва. Волна подхватывает жрицу и несет на своем гребне вперед, к какой-то лишь одной ей ведомой цели. Густеют воды и темнеет их цвет. Теперь волна - сплошная кровь. Густая, темная. Она несет на своем гребне Каэлин и меня. Клубятся под нашими ногами розовые ошметки пены. Жрица кричит что-то, указывая на стену впереди. Стена растет, заполняет собой все. От земли до неба – одна лишь живая стена в бахроме рук. В паутине криков. В ауре отчаяния. Я пытаюсь спастись, убежать, но волна безжалостно несет нас вперед и клинок дрожит в руках Каэлин и алые брызги пятнают ее белоснежные крылья. А из крови протаивает ее воинство…
***
Шаман трет руки, убирая несуществующие капли крови с кожи, и смотрит на Одного-из-Многих. Что сниться ему, точнее – им, сонмищу духов адской печи? Множеству замученных со славу Мирула существ? Зыбкая серая пелена мира снов привычно принимает шамана духов в свои объятия.
***
В том сне повсюду огонь. Огонь и крики. Крики и огонь. И пепел, что невесомыми лепестками кружится в воздухе. Частички его пляшут свой последний танец в обжигающих струях, прежде чем упасть в темные кровавые водопады. Здесь пылает печь. Жерло ее готово принять новых и новых еретиков. Она ненасытна. Ее голод неутолим, как неутолим голод Акачи. Как неутолим голод Миркула. - … нет, пожалуйста не-е-е-ет! - …простите-простите-простите меня… - … не хотел… Здесь нет места прощению. Здесь сгорают те, кто жаждал его и не получил. В том сне мертвый Миркул руками жрецов из Крематория вершит свое извращенное правосудие. В этом сне мне не найти ответов и я отступаю в холод рашеменской зимы.
***
Такие сны не могут принадлежать обычным… Людям? Существам? Может быть – духам? «Они ненормальные». Ганн-из-Грез поклялся никогда не заглядывать больше в сны своих спутников.
Ух, ты, а тут целых две зарисовки. Замечательно. Вообще история сноходства Ганна, это здоровская тема для фантазии. Поблагодарить я думаю, в первую очередь стоит заказчика, что я и делаю.
В первом варианте, показаны именно сны и воспоминания героев - как набранные на палитру цветные пятна красок. Разные, не связанные между собой, но в то же время очень сумбурные и яркие. Сноходец привычно для себя читает картинки, что-то понимает, от чего-то ужасается. Я, честно говоря, тоже бы ужаснулась, увидев такое. Согласна с мнением тут прозвучавшим – Ганна даже жалко.
Второй вариант мне ближе. История завязана в одно целое, и каждая картинка порождает следующую. Сон эльфийки, в котором появляется стена, укравшая у нее любовь, за ней Каэлин с праведным желанием эту стену разрушить, освободив всех плененных, и последним ОИМ – неизменный результат подобных попыток нарушить волю Бога. И здесь ведьмак, мастер своего дела, не смотря на все усилия, не смог собрать и понять раскрывшийся ему частями сложный, но единый узор. Сон эльфийки это несколько похожих сюжетных ситуаций сплетенных между собой - Акачи, Нефрис и ГГ с Западной гавани, дальше Каэлин, как символ свободы мученикам, и ОИМ – неизбежное наказание Бога. И вполне понятная в финале мысль Ганна: «кто они? Люди, существа, духи?» Да, все верно. Он, не смотря на свой редкий дар, все же не Бог. И есть вещи ему не подвластные. Сумасшествием часто называют то, что не могут понять, и в данном случае это отлично показано.
На самом деле, с моей фантазией я тут отзыв-фик-ассоциацию сваять могу, но не буду. Здесь красивейшее пламя из ощущений и образов зажгли без меня. Большое спасибо за истории обоим авторам, и я надеюсь, что аноним покажет свое лицо.
Теперь я могу лично сказать спасибо еще раз. За возможность искать скрытые нити, примерять друг к другу различные кусочки головоломки, сплетать расплетенные узоры и улыбаться, увидев сложившееся слово "вечность".
К остальным читателям и администрации сообщества в частности:
Ребята, а почему такая тишина то? Не поверю, что такой текст никого не зацепил. Впрочем, если заказчиком принимается только один, первый, вариант исполнения, и все, включая администрацию, это "правило" поддерживают, тогда пропишите это в условиях фестиваля, и повесьте на главную список авторов, которым дозволено участвовать в этом празднике жизни.
Хагрин Очень яркие образы, практически тактильно прощупываются. И меня вот терзали смууутные сомнения насчет авторства - и я оказалась права ) Никто так больше о Бишопе не пишет.
А мне вот что интересно. Идет фест. Появляются новые варианты исполнения заявок. Под гостем да, кто - неясно. При этом допущена анонимность. Вопрос: разве все без исключения участники не достойны внимания? Поднять пост, в шапке топика указать что есть новый вариант - администрации снова религия не позволяет? Хагрин давний участник сообщества. А если бы вторым автором был кто-то новый? Кинул фик получил ноль реакции от администрации как минимум. И ушел с мыслью " они тут странные какие-то". Нормально так администрация работает а, при том что на сообщество заходят исправно. Если акция начата - поддерживать к ней интерес - как раз дело управляющих. Снова вопрос: где эти управляющие?
Касавир , отдельное Вам спасибо за сон ГГ. Моя бы, наверное, тоже легла вместе с ними, если бы это было возможно.
Хагрин , и Вам тоже спасибо. Вспомнила охвативший меня ужас при первом прохождении Маски Предательства, когда стало понятно, что Бишопа из стены не вытащить.
Хагрин Фик очень хорош. И лично мне сейчас кажется, что именно эти два выполнения одной заявки сплелись как нельзя лучше. У меня скорее холод. Здесь - скорее жар, причем такой, который просто сжигает до костей настолько, что уже не чувствуешь боли. Самое страшное. Когда боль становится не тем, что ты вынужденно терпишь, а привычкой. Это было общее ощущение от всех снов - такое, будто то чувство красной нитью пронизывает каждую грезу. И в частности - тем сильнее чувствуется непонимание Ганна. Потому что он вживую - никогда не испытывал подобного.
Арис Огромное спасибо за отзыв) Мне кажется, что это так и должно было быть. История одна, но каждый из героев в аддоне - он в неком "своем мире" и у каждого в партии только свой интерес в этой истории - и ничего больше. Поэтому и не связывается в одно. Они друг другу чужие.
И - по претензиям. Арис Темный призрак Лично меня не было в адекватном доступе в то время, когда был выложен фик. Но кое-какие выводы и решения все же были сделаны.
сказать, что ему понравилось - ничего не сказать) вообще, огромное спасибо за вхарактерные исполнения такого неоднозначного персонажа, как Ганн. могу сказать, что исполнение заявки отличаются очень сильно, но...черт, здорово!
Касавир, Хагрин, мой вам поклон. таких красочных полетов мысли я уже давно не видел)
~Самозванка~ Сон со Стеной, по моему, вообще самый неприятный момент во всей игре Касавир, Вайр Мррр))) Спасибо) Вот такие они, сны среди рашеменской зимы...
Ты будешь лежать пеплом десять тысяч лет, питаясь только ветром.
Касавир Уже читала и ты все знаешь, но скажу еще раз - очень здорово. И снова - отдельное спасибо за сон ГГ. Он красив.
Хагрин. Прочитала впервые и, как и раньше, в восторге от того, что вы делаете Про Бишку - оно все понятно. В нашем общем горе при прохождении Маски - солидарна полностью. Каэлин я никогда не понимала, и, к сожалению, ее сон к пониманию персонажа меня не приблизил. Она мне почему-то мне неприятна. А ОиМка... безумно жалко это создание. Когда читаешь, возникает такое чувство... как в глубоком детстве, когда мать закутывала в сто шкурок и они мешались. Когда начинаешь извиваться в этой шубейке, тебе нечем дышать, не можешь продохнуть, хнычешь, капризничаешь, но ничего не можешь сделать... Как-то так.. я опять все иносказательно, но надеюсь меня опять поймут
София Тагрин За отзыв - муррси) Не, я Каэлин люблю и уважаю. Хотя бы за желание сломать Стену. Но Каэлин - фанатик. Ее идея разрушить Стену Неверующих несет ее как волна, но стоит оступиться и Каэлин погибла, растворилась в кровавой волне. ОиМ... Для меня это неоднозначный перс. Вроде бы и опасный и пр.. а в то же время - стоит подумать и начинаешь проникаться его ситуацией(((
Даже самый хладнокровный внешне человек раскрывается сам перед собой. Даже не замечая этого – его сны ведут меня через все его воспоминания, через его боль обычно. Часто – через его пылкие желания, через страсть, но чаще – через боль. Сколько раз соленые слезы текли из серых глаз человека, который отрекался от милосердия, чье сердце всегда было словно поток горячей лавы и чьим даром и проклятьем было любоваться чужими снами, чужой жизнью. Полукарга, который проживал десятки чужих жизней всего за месяц, бродящий по снам, который все искал ответ на свой единственный вопрос – и находил другие, но они не удовлетворяли его. Его любопытство достигло своего предела именно в ту ночь, когда он захотел прикоснуться к жизням своих спутников. Что же есть чистая и искренняя любовь, все гадал он. Наверняка Каэлин влюблена в своего бога, Сафия – в свою магию, а у лидера явно была романтическая привязанность в прошлом. Заснеженный лес, магическое пламя. Все это больше походило на сказку – волосы, покрытые шапкой снега, безмятежные лица, чуть подрагивающие веки. Его магия могла поддерживать огонь и тепло так долго, чтобы его спутники не замерзли насмерть. Ночь спустилась довольно быстро, и сейчас снежные хлопья летели из неизведанной тьмы, покрывая плечи, волосы и ресницы ходящего по снам. И он, отбросив все свои опасения, все же сделал первый шаг навстречу новым ответам. Зеленый луг – не такой выгоревший, как луга в его родном Рашемене – настоящий луг, сплошь покрытый зеленой травой. Маленькая девочка лет десяти бегает по этому лугу, напевая какую-то песню. Ее лицо полно искренней радости, Ганн чувствует, что поет не она, но ее душа. Ее волосы впитывают солнце, а пытливый взгляд ищет, куда бы отправиться на этот раз. Сердце Ганна наполняется умиротворением, он плывет по течению сна их лидера, он сразу понял это. Легкое облако проплывает по девственно голубому небу, а девочка смеется. Но она одна. Ганн видит лишь неясные отрывки – как высокомерна она в общении с другими людьми, как обособлена она. На мгновение он понимает, отчего все это, и оказывается прав. Когда спадает последняя завеса, девушка стоит она в разрушенной деревне. Ганн чувствует, что ее сердце полно тревоги. Лицо ее искажено болью и волнением. Но она вновь одна. Ее отчаяние погребает ее, она падает на колени, из ее рук валится меч, но щекам текут слезы. Из хрипов он может различить пение ее души – ту самую песню. Ту самую, что была такой радостной, теперь сквозит грустью, она льется как кровь из свежей раны – так же болезненно и неистово, с той же яростью, с которой была нанесена эта рана. Песня сливается в симфонию отчаяния и боли, а на лице их лидера отпечатывается лишь гнев и ярость, ненависть, настолько пылкая, что кажется, будто из ее глаз потечет кровь, а хриплый девичий голос превратится в животный рык. Ганна буквально отшвыривает потоком эмоций, и его остается лишь безмолвно наблюдать за становлением этого человека. Мысль о том, что девушка сама себя ломает, приходит словно сама собой, и в подтверждение этого Ганн чувствует, как из этого на первый взгляд хрупкого тела выливается гнев, отчаяние, все детские обиды и разочарования – и песня радости становится маршем ярости, слепой ярости, которую возможно укротить, но от которой больше не в силах избавиться. Она переживает все это изо дня в день и даже если не показывает этого никоим образом, это не меняет того, что сердце ее, полное той радостной песни, все еще сопротивляется гневу. Разница между этими эмоциями и тем, что видел Ганн в Мулсантире, слишком велика, чтобы он не захлебнулся противоречиями, его руки не стали дрожать от полярностей, перенесенных им в этот момент. Когда он очнулся у костра, казалось, прошло всего пять минут. Его рукам было жарко, однако они тряслись – и сердце его было в ужасе от увиденного. Однако, найдя ответ этот, он ничего не узнал об ответе своем – и он продолжил свой поиск. Серая земля, закутанная светом звезд, словно вуалью, сразу напомнила ему о глазах прекрасной Каэлин. Вот и она. Ее роскошные крылья запятнались кровью убиенных, лежащих у ее ног. Она сгибается от боли – стрела застряла глубоко в бедре. Однако ее лицо светло и умиротворенно. Легкая улыбка благоговения застыла на ее губах. И она, посильнее стиснул клинок, идет вперед – к своей цели, перешагивая через обезображенные трупы. Ее цель – Стена Неверующих. Изо всех сил кричит она и переходит на бег, поднимая клинок высоко над головой – как длань правосудия, которое доступно и понятно ей. Наверное, ее страсть может быть подобна лишь страсти Акачи и любви его, волшебницы Тэй. Но когда Каэлин, собрав все силы воедино, ударяет по Стене клинком, что-то идет не так. Души, томившиеся в Стене тысячелетиями, с радостью засасывают жрицу в Стену. Ее руки, выставленные к Ганну, молят о спасении. Она не боится быть забытой поколениями – более всего она боится стать недостойной своей веры, своих идеалов. Ее серая кожа покрывается струпьями по мере того, как она растворяется в Стене, крик о помощи становится криком боли, серые глаза молят прекратить пытку, сноходец протягивает ей руку, но она проходит точно сквозь Каэлин. Ее пытки длятся до тех пор, пока ее крик не превращается в бульканье, а Ганн не понимает, что стоит на коленях и что по щекам текут нежданные слезы – будто сами по себе, а он сидит, удивленный и его сердце сходит с ума от боли, которую испытывает эмпат. Приходится около часа посидеть у костра, чтобы свыкнуться с новыми ответами. Ганн, ежась и надеясь на лучшее, проникнул в сон Сафии, волшебницы Тэй. Голоса, сначала тихие, и потом все громче и громче, появились первыми. Затем он увидел Сафию – в обычном черном платье, сидящую в центре круглой комнаты, с поникшей головой. Голоса смешались в какофонию, а по непонимающему и скорбному выражению лица Сафии он понял все. Ее ответ. Хотелось взять ее за руку, но она была слишком холодна, как синее волшебное пламя на снегу, ее глаза отражали спокойствие и обреченность, однако иногда в них мелькало некоторое желание. Ганн сомневался, что Сафия сама понимает его природу – если бы это было так, то сон ее бы не был таким. Однако, несмотря на кричащие голоса, на молчаливые слезы, Сафия была умиротворена. Ее пальцы чуть тряслись от напряжения, но она была на пути к тому, чтобы со всем смириться. Ганн медленно подошел, незримо поцеловал ее в лоб, и вернулся из царства снов в реальность. Некоторые вещи лучше не трогать, думал он, шевеля палкой бревна, разжигая костер еще сильнее. Он устал сильнее, чем после любого сражения. Они ненормальные. Но тем лучше. Тем интереснее будет наша история. Тем больше ответов я узнаю.
Отличный сон Каэлин - реально страшный) Она ведь никогда, наверное. не думала, что ее борьба со Стеной может окончиться и так( А еще - зацепил сон ГГ и выводы Ганна, в финале. Хорошая зарисовка. Спасибо)
Ярко написано, особенно тронула стена и Каэлин. А вообще от всей зарисовки ощущение удрученности и безнадежности происодящего. На самом деле страшно, и я соглашусь с Ганном -есть вещи, которые не стоит трогать. И хорошо, что ведьмак тут с толикой авантюризма. Немножечко развеяло под финал тягостные впечатления. :-) Спасибо.
Сны
и - Ганн получился очень живым, несмотря на pov.
Спасибо большое) На самом деле слегка сомневался, потому что все-таки я его не шибко люблю, поэтому хорошо, что получилось его живым сделать)
Я почти сразу понял, чья это заявка, поэтому вдвойне рад, что заказчику понравилось. XD
Я рад)) Потому что того и хотелось - сопартийцы разные и если всех перебрать - действительно этакий веер-спектр получается)
Спасибо)
В первом варианте, показаны именно сны и воспоминания героев - как набранные на палитру цветные пятна красок. Разные, не связанные между собой, но в то же время очень сумбурные и яркие. Сноходец привычно для себя читает картинки, что-то понимает, от чего-то ужасается. Я, честно говоря, тоже бы ужаснулась, увидев такое. Согласна с мнением тут прозвучавшим – Ганна даже жалко.
Второй вариант мне ближе. История завязана в одно целое, и каждая картинка порождает следующую. Сон эльфийки, в котором появляется стена, укравшая у нее любовь, за ней Каэлин с праведным желанием эту стену разрушить, освободив всех плененных, и последним ОИМ – неизменный результат подобных попыток нарушить волю Бога. И здесь ведьмак, мастер своего дела, не смотря на все усилия, не смог собрать и понять раскрывшийся ему частями сложный, но единый узор. Сон эльфийки это несколько похожих сюжетных ситуаций сплетенных между собой - Акачи, Нефрис и ГГ с Западной гавани, дальше Каэлин, как символ свободы мученикам, и ОИМ – неизбежное наказание Бога.
И вполне понятная в финале мысль Ганна: «кто они? Люди, существа, духи?» Да, все верно. Он, не смотря на свой редкий дар, все же не Бог. И есть вещи ему не подвластные. Сумасшествием часто называют то, что не могут понять, и в данном случае это отлично показано.
На самом деле, с моей фантазией я тут отзыв-фик-ассоциацию сваять могу, но не буду. Здесь красивейшее пламя из ощущений и образов зажгли без меня.
Большое спасибо за истории обоим авторам, и я надеюсь, что аноним покажет свое лицо.
Автор второго фика - я.
Арис Благодарю за отзыв
Теперь я могу лично сказать спасибо еще раз. За возможность искать скрытые нити, примерять друг к другу различные кусочки головоломки, сплетать расплетенные узоры и улыбаться, увидев сложившееся слово "вечность".
К остальным читателям и администрации сообщества в частности:
Ребята, а почему такая тишина то? Не поверю, что такой текст никого не зацепил. Впрочем, если заказчиком принимается только один, первый, вариант исполнения, и все, включая администрацию, это "правило" поддерживают, тогда пропишите это в условиях фестиваля, и повесьте на главную список авторов, которым дозволено участвовать в этом празднике жизни.
Муррси)
Никто так больше о Бишопе не пишет.
Так любимый же персонаж)))
Идет фест. Появляются новые варианты исполнения заявок. Под гостем да, кто - неясно. При этом допущена анонимность. Вопрос: разве все без исключения участники не достойны внимания? Поднять пост, в шапке топика указать что есть новый вариант - администрации снова религия не позволяет? Хагрин давний участник сообщества. А если бы вторым автором был кто-то новый? Кинул фик получил ноль реакции от администрации как минимум. И ушел с мыслью " они тут странные какие-то". Нормально так администрация работает а, при том что на сообщество заходят исправно. Если акция начата - поддерживать к ней интерес - как раз дело управляющих. Снова вопрос: где эти управляющие?
Хагрин , и Вам тоже спасибо. Вспомнила охвативший меня ужас при первом прохождении Маски Предательства, когда стало понятно, что Бишопа из стены не вытащить.
Фик очень хорош. И лично мне сейчас кажется, что именно эти два выполнения одной заявки сплелись как нельзя лучше. У меня скорее холод. Здесь - скорее жар, причем такой, который просто сжигает до костей настолько, что уже не чувствуешь боли. Самое страшное. Когда боль становится не тем, что ты вынужденно терпишь, а привычкой. Это было общее ощущение от всех снов - такое, будто то чувство красной нитью пронизывает каждую грезу.
И в частности - тем сильнее чувствуется непонимание Ганна. Потому что он вживую - никогда не испытывал подобного.
Арис
Огромное спасибо за отзыв) Мне кажется, что это так и должно было быть. История одна, но каждый из героев в аддоне - он в неком "своем мире" и у каждого в партии только свой интерес в этой истории - и ничего больше. Поэтому и не связывается в одно. Они друг другу чужие.
И - по претензиям.
Арис
Темный призрак
Лично меня не было в адекватном доступе в то время, когда был выложен фик. Но кое-какие выводы и решения все же были сделаны.
~Самозванка~
Спасибо)
сказать, что ему понравилось - ничего не сказать)
вообще, огромное спасибо за вхарактерные исполнения такого неоднозначного персонажа, как Ганн. могу сказать, что исполнение заявки отличаются очень сильно, но...черт, здорово!
Касавир, Хагрин, мой вам поклон.
таких красочных полетов мысли я уже давно не видел)
Сон со Стеной, по моему, вообще самый неприятный момент во всей игре
Касавир, Вайр
Мррр))) Спасибо)
Вот такие они, сны среди рашеменской зимы...
суровые
и травянистыесны, однакоУже читала и ты все знаешь, но скажу еще раз - очень здорово. И снова - отдельное спасибо за сон ГГ. Он красив.
Хагрин.
Прочитала впервые и, как и раньше, в восторге от того, что вы делаете
А ОиМка... безумно жалко это создание. Когда читаешь, возникает такое чувство... как в глубоком детстве, когда мать закутывала в сто шкурок и они мешались. Когда начинаешь извиваться в этой шубейке, тебе нечем дышать, не можешь продохнуть, хнычешь, капризничаешь, но ничего не можешь сделать... Как-то так.. я опять все иносказательно, но надеюсь меня опять поймут
За отзыв - муррси)
Не, я Каэлин люблю и уважаю. Хотя бы за желание сломать Стену.
Но Каэлин - фанатик. Ее идея разрушить Стену Неверующих несет ее как волна, но стоит оступиться и Каэлин погибла, растворилась в кровавой волне.
ОиМ... Для меня это неоднозначный перс. Вроде бы и опасный и пр.. а в то же время - стоит подумать и начинаешь проникаться его ситуацией(((
Заснеженный лес, магическое пламя. Все это больше походило на сказку – волосы, покрытые шапкой снега, безмятежные лица, чуть подрагивающие веки. Его магия могла поддерживать огонь и тепло так долго, чтобы его спутники не замерзли насмерть. Ночь спустилась довольно быстро, и сейчас снежные хлопья летели из неизведанной тьмы, покрывая плечи, волосы и ресницы ходящего по снам.
И он, отбросив все свои опасения, все же сделал первый шаг навстречу новым ответам.
Зеленый луг – не такой выгоревший, как луга в его родном Рашемене – настоящий луг, сплошь покрытый зеленой травой. Маленькая девочка лет десяти бегает по этому лугу, напевая какую-то песню. Ее лицо полно искренней радости, Ганн чувствует, что поет не она, но ее душа. Ее волосы впитывают солнце, а пытливый взгляд ищет, куда бы отправиться на этот раз. Сердце Ганна наполняется умиротворением, он плывет по течению сна их лидера, он сразу понял это. Легкое облако проплывает по девственно голубому небу, а девочка смеется. Но она одна. Ганн видит лишь неясные отрывки – как высокомерна она в общении с другими людьми, как обособлена она. На мгновение он понимает, отчего все это, и оказывается прав. Когда спадает последняя завеса, девушка стоит она в разрушенной деревне. Ганн чувствует, что ее сердце полно тревоги. Лицо ее искажено болью и волнением. Но она вновь одна. Ее отчаяние погребает ее, она падает на колени, из ее рук валится меч, но щекам текут слезы. Из хрипов он может различить пение ее души – ту самую песню. Ту самую, что была такой радостной, теперь сквозит грустью, она льется как кровь из свежей раны – так же болезненно и неистово, с той же яростью, с которой была нанесена эта рана. Песня сливается в симфонию отчаяния и боли, а на лице их лидера отпечатывается лишь гнев и ярость, ненависть, настолько пылкая, что кажется, будто из ее глаз потечет кровь, а хриплый девичий голос превратится в животный рык. Ганна буквально отшвыривает потоком эмоций, и его остается лишь безмолвно наблюдать за становлением этого человека. Мысль о том, что девушка сама себя ломает, приходит словно сама собой, и в подтверждение этого Ганн чувствует, как из этого на первый взгляд хрупкого тела выливается гнев, отчаяние, все детские обиды и разочарования – и песня радости становится маршем ярости, слепой ярости, которую возможно укротить, но от которой больше не в силах избавиться. Она переживает все это изо дня в день и даже если не показывает этого никоим образом, это не меняет того, что сердце ее, полное той радостной песни, все еще сопротивляется гневу. Разница между этими эмоциями и тем, что видел Ганн в Мулсантире, слишком велика, чтобы он не захлебнулся противоречиями, его руки не стали дрожать от полярностей, перенесенных им в этот момент.
Когда он очнулся у костра, казалось, прошло всего пять минут. Его рукам было жарко, однако они тряслись – и сердце его было в ужасе от увиденного. Однако, найдя ответ этот, он ничего не узнал об ответе своем – и он продолжил свой поиск.
Серая земля, закутанная светом звезд, словно вуалью, сразу напомнила ему о глазах прекрасной Каэлин. Вот и она. Ее роскошные крылья запятнались кровью убиенных, лежащих у ее ног. Она сгибается от боли – стрела застряла глубоко в бедре. Однако ее лицо светло и умиротворенно. Легкая улыбка благоговения застыла на ее губах. И она, посильнее стиснул клинок, идет вперед – к своей цели, перешагивая через обезображенные трупы. Ее цель – Стена Неверующих. Изо всех сил кричит она и переходит на бег, поднимая клинок высоко над головой – как длань правосудия, которое доступно и понятно ей. Наверное, ее страсть может быть подобна лишь страсти Акачи и любви его, волшебницы Тэй. Но когда Каэлин, собрав все силы воедино, ударяет по Стене клинком, что-то идет не так. Души, томившиеся в Стене тысячелетиями, с радостью засасывают жрицу в Стену. Ее руки, выставленные к Ганну, молят о спасении. Она не боится быть забытой поколениями – более всего она боится стать недостойной своей веры, своих идеалов. Ее серая кожа покрывается струпьями по мере того, как она растворяется в Стене, крик о помощи становится криком боли, серые глаза молят прекратить пытку, сноходец протягивает ей руку, но она проходит точно сквозь Каэлин. Ее пытки длятся до тех пор, пока ее крик не превращается в бульканье, а Ганн не понимает, что стоит на коленях и что по щекам текут нежданные слезы – будто сами по себе, а он сидит, удивленный и его сердце сходит с ума от боли, которую испытывает эмпат.
Приходится около часа посидеть у костра, чтобы свыкнуться с новыми ответами. Ганн, ежась и надеясь на лучшее, проникнул в сон Сафии, волшебницы Тэй.
Голоса, сначала тихие, и потом все громче и громче, появились первыми. Затем он увидел Сафию – в обычном черном платье, сидящую в центре круглой комнаты, с поникшей головой. Голоса смешались в какофонию, а по непонимающему и скорбному выражению лица Сафии он понял все. Ее ответ. Хотелось взять ее за руку, но она была слишком холодна, как синее волшебное пламя на снегу, ее глаза отражали спокойствие и обреченность, однако иногда в них мелькало некоторое желание. Ганн сомневался, что Сафия сама понимает его природу – если бы это было так, то сон ее бы не был таким. Однако, несмотря на кричащие голоса, на молчаливые слезы, Сафия была умиротворена. Ее пальцы чуть тряслись от напряжения, но она была на пути к тому, чтобы со всем смириться. Ганн медленно подошел, незримо поцеловал ее в лоб, и вернулся из царства снов в реальность.
Некоторые вещи лучше не трогать, думал он, шевеля палкой бревна, разжигая костер еще сильнее. Он устал сильнее, чем после любого сражения.
Они ненормальные. Но тем лучше. Тем интереснее будет наша история. Тем больше ответов я узнаю.
А еще - зацепил сон ГГ и выводы Ганна, в финале.
Хорошая зарисовка. Спасибо)
Спасибо еще раз. Получилось на самом деле ярко и авантюризм в тему