Пост для заявки №9

[Касавир]

09.
Рассвет мертвецов в Крепости-на-Перекрестке. Силы на стороне врага, ГГ и ее компаньонов (на усмотрение автора) вытесняют со стены в башню. Ожидание неизбежного конца. R+

@темы: песенный фанфик-фест

Comments

[Батори]

Часть 1

***

Часто говорят, что ночь — это время лихого зла и убийств, а рассвет — пробуждение добра, ведь солнце несет гибель тени и мраку, разгоняет кошмары, и дарит надежду.
Рассвету поклонялись, богу рассвета, Латандеру, молились сотни и тысячи, воспевая и благословляя свет, который дарит жизнь, радость и любовь.
Но в эту ночь, когда нежить билась в ворота, словно бесконечный прибой, карабкалась по стенам и вгрызалась в теплую, податливую человеческую плоть, - когда время для рассвета пришло, - легче не стало, и свет не уничтожил тьму.
Солнце выкатилось из-за горизонта тусклым, блеклым, подернутым дымкой пожаров и пепла от сожженных тел диском. От дыма першило в горле, слезились глаза, а грудь разрывал мучительный кашель. Казалось, что пепел оседает в легких и медленно скапливается в горле, не позволяя сделать вдох.
Капитан стояла на стене, тяжело дыша. В ее руке подрагивал серебряный клинок, с которого медленно стекала гнилая сукровица. Зомби не истекали кровью, когда их ранили. Они рычали, и из ран у них, стекая по липкому, зловонному телу, бежал гной, белый или зеленовато-бурый. На стрелы и острые мечи они не обращали внимания. Просто шагали дальше, лениво размахивая тесаками, ржавыми вилами и кинжалами, круша все на своем пути — живое и мертвое.
Следом ковыляли скелеты и мчались вурдалаки — и сложно было сказать, кто из них хуже. Бесплотные тени жались к углам, протягивали к живым когтистые лапы, и оружие не причиняло им вреда. Все равно, что пронзить воздух стрелой. Он засвистит и колыхнется, но вреда это ему не причинит.
Тянулись цепочкой неуязвимые вампиры. У некоторых лица и руки были ошпарены святой водой — кто-то в предсмертном ужасе догадался, что только это может причинить ожившим мертвецам боль. Словно оплавленная, кожа свисала с костей клочьями, глаза напоминали глаза вареной рыбы, а вокруг бледных ртов алела свежая, человеческая кровь.
А под ногами орды — трупы. Дворфы, люди, ящеры, эльфы. Искромсанные, словно побывавшие под топорами мясников тела, вповалку лежащие друг на друге. На лицах мертвецов — гримаса ужаса, на мордах людей-ящеров — стыло остановившиеся глаза.
Все они — люди, дворфы, ящеры — объединились против одного врага в надежде на победу — и погибали, встретив рассвет, который не принес надежды, а принес лишь смерть.
- Капитан! - Бледная, заляпанная кровью и пылью Кана ухватила Фарлонг за руку и дернула на себя. - Мы больше не можем их сдерживать!
Фарлонг сжала рукоять меча взмокшей ладонью.
- А войска Уотердипа?
Кана покачала головой.
- Они не пришли.
Фарлонг снова опустила взгляд вниз, во двор крепости. Она видела серые плащи своих людей, видела, как они отступают, сминаемые напирающей ордой. Люди кричали, погибая, молили своих богов, просили о помощи — но вскоре замолкали.
«Они будут умирать за тебя, капитан. Ты сможешь с этим жить? Жить, зная, что все эти смерти — из-за тебя?»
Хриплый голос Бишопа звучал все еще очень четко. Каждое его слово Фарлонг запомнила — он много чего наговорил перед тем, как сбежать в открытые для нежити ворота. Каждое его слово било в цель — потому что в глубине души сама Фарлонг думала так же.
- Капитан! - взмолилась Кана. - Нам нужно уходить!
Уходить? Фарлонг покачала головой, и пряди рыже-каштановых волос упали ей на лицо. Куда уходить? Бежать было некуда. Все они были загнаны в угол, и ничто, никакая магия и никакая армия уже была не в силах им помочь.
Можно было просто спуститься и позволить себя убить. Серебряный клинок будет разломан, и все закончится. Оставалось надеяться, что все они умрут быстро. И без особых мучений.
- Капитан! - Голос Касавира. Надломленный и донельзя мрачный. - Идем со мной.
- Куда? - невесело улыбнулась Фарлонг.
- Мы отведем тебя в башню.
- Зачем? Ты не видишь? Мы проиграли. Какой смысл бежать?
- Если ты погибнешь, то тогда ничего вообще не будет иметь смысла.
Паладин схватил ее за руку и потащил вверх, по стене, словно маленького ребенка, нуждающегося в защите.
Трупы, отрубленные части тела, усталые солдаты. Касавир — бледный, осторожно прижимающий к груди окровавленную левую руку. Рядом бежала Нишка. Где-то надрывался Келгар и Аммон Джерро.
- Отступаем! - кричал чернокнижник. - Все в башню!
Фарлонг обернулась — Джерро стоял на краю стены, размахивая рукой, подзывая выживших. Женщина прищурилась, пытаясь сквозь дымку пожарища разглядеть выживших солдат, которые наверняка бы поспешили на зов.
- Капитан! - едва ли не умоляюще произнес Касавир. - Пожалуйста...
Фарлонг задержала дыхание, всматриваясь в тускло расцвеченный огнем полумрак.
По спине пробежал холодок, и стало невыносимо страшно — на зов Джерро спешили не живые, но мертвые. Рыча и обливаясь гноем, они карабкались по лестницам, жаждая запустить зубы и когти в теплую, податливую плоть.
- Бегом отсюда! - рявкнул Джерро, толкая Фарлонг в плечо. - В башню!
- Где остальные? - зачастила она, чувствуя, как горло сжимает спазм. - Где моя армия?
- Мертва твоя армия. Шагай.
Все остальное Фарлонг запомнила плохо. Вот пробежал рядом Келгар с бесчувственным Гробнаром на плече. Нишка держала за руку Кару. Зджаэв и Аммон Джерро сдерживали наступающую нежить на подходе к башне.
Элани нигде не было видно. И Сэнда — тоже.
Фарлонг сама не заметила, что плачет. От боли, засевшей где-то возле сердца, хотелось рухнуть на землю и кататься в исступлении.
«Они погибли. Они все погибли».
Глаза саднило от дыма и с трудом сдерживаемых слез. На губах Фарлонг чувствовала привкус тлена и смерти, и облизала их языком.
Темнота башни на мгновение сделала ее слепой. Звуки битвы словно кто-то заглушил, точно уши залили водой. Все стало нечетким и бледным. Внутри башни Фарлонг с удовольствием вдохнула чистый, не воняющий плотью и гарью воздух — после чего закашлялась. Ее вырвало.
- Закрывай дверь, - ровным голосом сказал Касавир кому-то. Загорелся магический свет над тонкой ладошкой Кары.
Джерро сухо кивнул. Тяжелая деревянная дверь, обитая металлом, с треском захлопнулась и засияла кроваво-красным. Джерро запечатал ее, догадалась Фарлонг. Вот только никто не мог знать — будет ли этого достаточно.
- Где мы? - дрожащим голосом спросила она.
- В башне Крепости, - ответила Нишка. Голос ее стал совсем писклявым и дрожал. - Это одно из самых укрепленных мест. Будем надеяться, что мы здесь...
- … выживем?
- Да, оно самое.
- Мы не выживем, Нишка. Ты знаешь.
- Знаешь, твой неуемный пессимизм сейчас совсем не к месту.
Стало светлее — глаза понемногу привыкали в темноте, к тому же Кара разжигала факелы в железных скобах, один за другим. Касавир придавливал дверь всем, что только попадалось под руку. Скамейками, столами, стульями, осколками камней. Все это было бесполезно. Когда нежить прорвется через дверь — рано или поздно — кучка хлама на пороге не сможет их остановить.
Послышался тонкий, слабый стон. Фарлонг обернулась.
Гробнар лежал, съежившись, неестественно изогнувшись. Лицо его подергивалось, словно гном спал, и ему снился плохой сон. Одежда пропиталась густой кровью, маленькая грудь прерывисто поднималась и опускалась. Дыхание было слабым.
- Ничего нельзя сделать? - собственный голос показался женщине далеким и пустым.
Касавир поднял на нее взгляд. Никогда еще Фарлонг не видела у паладина таких глаз. В них было все — смятение, боль, и ужас.
- Раны тяжелые, - произнес он сдавленно. - Была бы здесь Элани...
«Была бы здесь Элани...»
- А где она? И Сэнд? Почему они не здесь?
Все мрачно промолчали, и подчеркнуто не смотрели друг на друга.
И эта тишина говорила больше, чем слова.
Словно сломавшись, Фарлонг опустилась рядом с Гробнаром, коснулась пальцами лба. Кожа была липкой и едва теплой. Зрачки метались под закрытыми голубоватыми веками, пересохшие, потрескавшиеся губы беззвучно шептали бессвязные слова и предложения. Гробнар бредил. И медленно угасал.
- Знай, он уже скоро умрет.
Зджаэв. Ее длинные, желтовато-серые глаза мерцали в полумраке, словно кошачьи зрачки.
Вуали на ее лице не было. Острые, сухие черты, с выпирающими лицевыми костями, она казалась как никогда жуткой в запертой башне, в которую уже совсем скоро начнет ломиться нежить.
- Как и все мы?
- Мне не дано знать этого.

[Батори]

Часть 2, ибо не впихнулось

***

Гробнар умер к вечеру — по крайней мере, Фарлонг полагала, что там, за стенами башни, день близится к закату. Гном умер тихо и почти незаметно — просто в какой-то момент перестал дышать, и хватка его коротких пальцев на запястье капитана внезапно ослабла.
Его положили в пустой ящик, укутали обрывком плаща. Больше ничего нельзя было сделать. Даже похоронить.
Гробнар лежал в своем ящике — бледный, мрачный, серьезный, каким никогда не был при жизни. Только теперь Фарлонг заметила, что он уже давно перестал считаться мальчишкой. Он был взрослым — наверное, старше даже Касавира. На лбу — сеть морщинок, в уголках рта — складки.
В башне было тихо. Лишь Кара всхлипывала в углу, а Нишка обнимала ее за плечи. Остальные молчали. И прислушивались.
Ночью их потревожил первый, мощный удар в запечатанную Аммоном дверь. За дверью слышалось копошение множества тел, пощелкивание костей и злобное рычание. Мертвые чувствовали живое. Мертвые были голодны.
Всю ночь они царапали, били и пытались выломать дверь. Фарлонг сидела неподвижно, сжимая в руке меч Гит — когда-то казавшийся ей судьбоносным, а на деле — просто мечом, который не способен побороть зло. Сам меч, без силы хозяина, не имеет могущества.
На вторую ночь в башне стало неприятно пахнуть. Тело Гробнара, сначала окоченевшее, теперь обмякло и разбухло. Запах настойчиво стоял в носу, приторно-сладкий до отвращения.
Мертвецы забились в дверь с утроенной силой, почувствовав запах. Каждый раз, когда твари особенно сильно стучали в дверь, Фарлонг вздрагивала и глотала колючий комок в горле.
Она ждала каждую минуту, что вот этот удар — последний. А потом ей и всем остальным придется умереть.
Иногда она думала о том, что лучше бы это произошло побыстрее. Ожидание смерти зачастую мучительнее, чем страх перед ней.
Но пытка продолжалась.
Следующие часы Фарлонг провела в забытье. Сказывалась смертельная усталость и недостаток воды. Воды было слишком мало, а их, спрятавшихся и отложивших свою смерть на несколько дней — слишком много.
Иногда Фарлонг засыпала, проваливалась в густую, расцвеченную алыми всполохами черноту. Она затягивала, как трясина в Топях Мертвецов, хватала за руки и ноги, топила в себе, растворяла.
В этом полусне-полубреду ей казалось, что Гробнар жив. Вот он поднимается, распрямляя опухшие руки и ноги, улыбается потемневшими губами и смотрит влажными, покрытыми пятнами глазами прямо в ее собственные глаза. Она кричала, забившись в угол, а он просто смотрел на нее и молча открывал рот, показывая багровый, толстый язык.
Фарлонг просыпалась от собственного, сдавленного крика, с неприятным ощущением от прилипшей к телу рубашки, пропотевшей и грязной. И в эти минуты ей до безумия хотелось покончить со всем этим.
Перерезать себе вены и умереть, истекая кровью — это было бы куда лучше, чем сидеть здесь, в башне, откуда выход один — к мертвецам, и ждать, когда они, наконец, прорвутся.
Они пришли на четвертую ночь. Удары в дверь прекратились, и копошение сменилось гробовой тишиной.
А потом сияние на двери исчезло, разрушились печати Джерро, и кто-то начал нараспев читать заклинания.
Ослабевшая Нишка с трудом подняла голову с холодного камня. Она была бледна и, кажется, ей оставалось совсем немного. Остальных не было видно. Возможно, они ушли дальше, на верх башни. Фарлонг не знала.
Удар. Скрип петель.
- Славно мы погуляли с тобой, а? - прошептала Нишка.
- Будет, о чем вспоминать, - согласилась Фарлонг. Помедлив, она положила клинок Гит на пол и отпихнула его ногой. Сияя и переливаясь снежно-белым светом, он со звоном остановился в углу и потускнел.
Снова удар. Дверь поддавалась.
- Признаться, мне немного страшно, - сказала Нишка, помолчав. - Не входило в мои планы умирать молодой. Я пожить хотела.
- Я тоже. - Фарлонг подползла к тифлингу и обняла ее за острые плечи. Нишку трясло. - Нишка, мне так жаль...
Душераздирающий скрежет выламываемой двери. Поток лунного света в дверном проеме. Темная фигура на пороге, а за ее плечами — орда зловонной нежити. Их глаза словно горели во мраке, отражая свет луны и звезд.
Тень-Пожиратель равнодушно посмотрела на съежившихся друг возле друга женщин, так же равнодушно махнула рукой. Нежить шагнула ближе, напирая, цепляясь когтистыми лапами за стены. Фарлонг видела, как жадно подрагивают их ноздри, как они скалят желтые клыки.
- Пора заканчивать с этим, - обронила Тень и отвернулась.
Нежить хлынула в башню. Фарлонг чувствовала на себе их руки — липкие, холодные и влажные, как лягушачья кожа. Их губы и зубы на своем теле, прорывающие тонкую кожу, лакающие и слизывающие кровь. Где-то рядом кричала Нишка, когда ее начали рвать на куски. Крик перешел в хрип, после — в тихий стон — и она затихла.
Вскоре затихла и сама Фарлонг. Когда ее дыхание прервалось, а сердце перестало биться, серебряный клинок, откинутый в угол, доселе слабо светившийся, окончательно погас.
Над крепостью разгорался тусклый, слабый рассвет, ознаменовавший начало конца.

[Гость]

[Батори]

Гость,

мрачненько)

[Батори]

Хагрин, А то ж! Тут нет места флаффу!

Вааа, спасибо Мрачно и тоскливо, как я и хотела

[Батори]

Хэк, Да не за что Мне самой в удовольствие было